Мысленно моля мистические силы мироздания о мгновенной дезинтеграции причины своего стыда, кучей опустошенных тарелок игравшей на свету, Трелони принялась нервно озираться в поисках того единственного. Молодой, высокий, но, увы, ничуть не симпатичный, "единственный" официант бара сновал по всему периметру ввереннего ему помещения и собирал заказы посетителей, словно бедняк милостыню у входа в церковь. Мелькая темными кудрями то тут, то там, этот молодой Труффальдино не хотел замечать конфуза Сивиллы, которая между тем принялась нервно мять подол платья, который, чуть задираясь, являл свету одетую в потертый сапожок ножку.
Завязавшийся разговор между Августом и Рабастаном непринужденно развивался и тек горной речушкой мимо плакучей ивы, роль которой, согласно непредсказуемому космическому жребию, достался Трелони. Она все также старательно высматривала официанта меж голов посетителей, в то же время не успуская возможности подслушать застольный диалог, в котором принимала весьма опосредованное участие. В итоге ничего интересного - работа, работа, работа.
Наконец провидица поймала взгляд Труффальдино и так красноречиво на него посмотрела своим тяжелым звериным взглядом, усиленным в несколько раз лупообразными очками, что официант молниеносно подорвался с места, и через десять секунд на столе вновь царил мир и порядок. Тонкая душевная организация предсказательницы, почувствовав восстановление мирового баланса между добром и злом, пришла в единение с собой, окрасив ауру девушки золотистыми искрами.
Поймав на себе озабоченный взгляд Августа, который отчего-то решил, что она ему не рада, Сивилла ободряюще ему улыбнулась, хотя, нет, точнее сказать, она улыбнулась, как могла, стараясь этим жестом оказать поддержку Руквуду, однако на деле лишь чуть скривила губы. И тут на стол перед ней лег шикарный букет свежих лилий, ярким мазком разбавивший однообразную серость картины. У девушки перехватило дыхание. Поправив очки и скользнув напоследок кончиками пальцев по лицу, провидица протянула руку к цветам. Она коснулась бархата их лепестков и тут же отдернула ее, как от огня. Так повторялось несколько раз, пока Сивилла не залилась по-детским непосредственным смехом, прижимая руки к лицу.
- Щекотно, - не переставая смеяться, объявила она спутникам и, вновь проделав это действие, с новой силой рассмеялась.
Внутри пресказательницы до сих пор жил ребенок - тот, что любил шалить в бабушкином курятнике и убегать без предупреждения в чистое поле, чтобы смотреть там на бескрайнее небо. Она также, как и в детстве, любила есть лесную клубнику, купаться в речке по соседству и собирать полевые цветы, просто теперь тело не соответствовало душе, ведь тело - всего лишь оболочка, "футляр", замыкающий человека на себе, оно есть причина человеческого эгоизма и его природной греховности, оно бренно и тленно, и лишь понявший это способен постигать высшие земные истины и космические законы устройства мира.

Сивилла долго еще развлекала себя таким незатейливым образом, в конец забыв о том, что за одним столом с ней сидели два видных джентльмена, а она, преподаватель магической школы, с детской непосредственностью смеялась, вновь и вновь касаясь лепестков кончиками едва ли мягких пальцев: в первые годы одинокой жизни в Лондоне ей, бездомной, приходилось работать в самых разных местах и делать работу, отнюдь не для белоручек, дабы получить скромное жилье и засохший хлеб. Но теперь провидица пребывала в приличном обществе, и отсутствие манер бросались в глаза также, как если бы у девушки было две головы.
Оглядевшись и заметив пару косых взглядов, брошенных в ее сторону, предсказательница усилием воли заставила себя перестать привлекать слишком много внимания своими не подобающими ее положению действиями. Инстинктивно поправив очки и расправив подол платья, Сивилла попыталась придать своему лицу выражение осмысленности и вдумчивой серьезности, но потерпела сокрушительное фиаско. Тогда провидица, вновь поправив очки, своей пятерней прошлась по запутанным от ветра волосам и, ощутив невыносимую боль, прикусила язык, после чего вынула руку из головы.
Джентльмены продолжали вести светскую беседу, когда Трелони вдруг неожиданно вспомнила, что забыла поблагодарить Августа за прекрасный букет. Она устремила взгляд своих увеличенных глаз на магов и с рвением принялась наблюдать за их разговором, словно за словесным пинг-понгом, а затем, уловив паузу меж реплик собеседников, ввернула свое «Спасибо» и скромно потупила взгляд. Этим девушка привлекла внимание, которые тут же вылилось в вопрос от нового знакомого.
- Номинально, я еще не преподаю, - все же сумев вернуть лицу былую таинственность, ответила Трелони, а потом с гордостью добавила. - По расписанию мой первый урок должен состояться завтра. Я познакомлю юные умы с искусством, овладеть которым является честью, но, увы, одного старания тут мало — нужна врожденная предрасположенность. Можете называть это Даром! - время от времени вновь и вновь поправляя очки, выложила без обиняков Трелони все карты на стол и преобразилась от осознания собственного величия.

Ощущение грядущей трагедии росло где-то в животе Сивиллы как ветвистые кусты чертополоха, чьи листья скрывали бережно посаженные садоводом растения от солнечного света, тем самым нарочно или нет их губя. Страх неминуемого острыми колючками впивался в сознание провидицы, пока она сама всеми силами противилась пытавшимся захватить ее предчувствиям, стараясь отвлечься от дурных мыслей, муравьями заполонивших ее разум. После встречи с Дамблдором новогодней ночью у предсказательницы резко обострилась интуиция, которая твердила Трелони о том, что она находилась на лезвии ножа, на краю пропасти, в общем, в непосредственной близости с реальной опасностью, но девушка всеми силами глушила сигналы своей внутренней антенны, блокируя их еще на подлете. Она была сыта, вполне довольна, к тому же не одинока, так что волноваться было не о чем.
И все же Рабастан вызывал подозрения у девушки, даже несмотря на то, что она индюком раздулась перед ним и, казалось бы, чувствовала себя в безопасности. И дело было даже не в посылаемых внутренним голосом импульсах, а во всем внешнем облике молодого человека. Красив, ухожен, а значит, наверняка, еще и богат, ему не пристало посещать заведения, подобные этому, хотя бы из чувства собственного достоинства. Про себя провидица уже определила его социальное положение: если он не был аристократом, то сыном высокопоставленного чиновника Министерства Магии был быть обязан, золотая молодежь же всегда предпочитала вращаться в кругу себеподобных и в более изысканных декорациях, нежели те, в которых они пребывали в настоящий момент, что вызывало еще больше вопросов касательно целей визита нового знакомого.
Он подался вперед, скрыв тем самым Сивиллу от взгляда Августа, не испытавшего особой радости от подобной проделки, чем вызвал бурю негодования у неискушенной в делах обольщения провидицы. Весь его внешний вид так и кричал о том, какой ничтожной, должно быть, Рабастан считал девушку, далекую от дворцовых переворотов и придворных интриг.
- У вас его нет, - с выражением холодной решительности на лице, на сотворение которого, судя по всему, ее вдохновила профессор МакГонагалл, твердо заявила провинциалка таким непрошибаемо уверенным голосом, словно это именно она решала, кто был отмечен от рождения, а кто нет. Когда дело доходило до Прорицаний, провидица готова была спорить и отстаивать свою точку зрения до потери пульса своего оппонента. - Вы стали жертвой окружения, в котором росли, что и погубило в вас то, что могло помочь вам вознестись над земными материями, поскольку задатки у вас, безусловно, были.
Похоже, развернувшаяся картина оскорбляла взор Руквуда, так что он предпочел спешиться и, рассыпавших в недолетевших до слуха девушки фразах, исчез в белизне царствовавшего на улице бурана. Сивилла испытала чувство вины за то, что позволила новому знакомому слишком много, тем более в присутствии человека, которому она явно была не безразлична, или же тому, кто мастерски притворялся таковым. Нависший над ней Рабастан, стал раздражать предсказательницу, тогда как колючки интуиции еще сильнее врезались в подкорку мозга.
- И не могли бы вы немного посторониться? - уклоняясь от прямого зрительного контакта, недовольно осведомилась она. Касание, а затем последовавшее отторжение букета от девушки подействовало на нее оскорбительной оплеухой. - Вы вторглись в поле моей ауры. И между прочим ваша закрытая седьмая чакра в ближайшем будущем может дать о себе знать.