Все началось еще давно, недели так полторы назад, когда Нарцисса получила письмо от матери, где та сообщала о том, что ей, то есть самой Циссе, надо будет явиться домой не позднее вечера 30 октября. Без объяснения причин. Естественно вместо коронной фразы «Конечно, будет сделано», которую хочет слышать каждый родитель, добросовестное и любящее дитя поинтересовалось о причинах ее приезда домой. Ответа не было больше недели, поэтому Нарцисса сочла нужным непременно затаить обиду. Ответа не было даже тогда, когда добрый папочка написал любимой доченьке, что его солнышко должно быть дома завтра и что с профессором Дамблдором он уже обо всем договорился. И все это тоже было без объяснения причин. Мисс Блэк сильно сомневалась, что ее забирают домой исключительно для того, чтобы в семейном кругу отметить Хэллоуин – такого на памяти Нарси не наблюдалось, поэтому желание узнать, в чем же причина, было неимоверно. Но ответа ей никто не давал. Даже тогда, когда она закатила профессору Дамблдору истерику в его кабинете, пока тот терпеливо ждал, когда же мисс Блэк соизволит взять в руки порошок и отправится домой. Истерика, наверное, так бы никогда и не закончилась, если бы в этот момент в кабинет не вошел Люциус Малфой, который, оказывается, тоже отправлялся домой. Не желая потом слышать всякие там пересуды о ее далеко не аристократическом поведении, Нарцисса резко замолчала, разве что не зарычав от негодования, затем стремительно подошла к столу директора, одарив того ледяным взглядом, молча взяла в руки щепотку порошка, кинула ее в камин, и, холодно назвав адрес, отправилась домой. На этом, казалось, инцидент себя исчерпал. Но…
- Ну и не надо, – грозно шипела Нарцисса, мечась по своей спальне и высказывая все наболевшее своему отражению в зеркале, которое меланхолично подпиливало ноготки, - не больно-то уж и хотелось! – обиженно надув губки, Цисси подошла к двери и, открыв ее, высунулась в коридор, чтобы зарычать от раздражения и снова захлопнуть дверь, сделав это показательно громко, да так, что с дверного косяка что-то упало девушке на голову, но она этого в порыве обиды и не заметила, а лишь затопала ногами, не зная, как еще можно выразить все, все-все, что кипело у нее внутри. – Вот и сидите там со своими тайнами! – заявила девушка, плюхнувшись на кровать и уткнувшись носом в подушку, демонстрируя всем, кто может войти в это мгновение в комнату, свое отчаяние, свое оскорбленное самолюбие…
Но никто так и не вошел. Нарцисса картинно пролежала на кровати около пяти минут в ожидании, но вскоре ей это надоело, и она наконец-таки встала. Решив больше не разговаривать ни с кем из родителей, девушка подошла к туалетному столику, пристально уставившись в зеркало и дожидаясь, когда же ее собственное отражение соизволит обратить на нее внимание. То, вовремя спохватившись, приняло то же положение, что и сама Нарцисса, став полной ее копией, как и положено быть второму Я в зеркале. Найдя среди расчесок и кисточек свою волшебную палочку, юная мисс Блэк решила, что для придачи пущего эффекта оскорбленному самолюбию ей не помешает несколько умелых ходов. Убив добрых полтора часа на то, чтобы ее лицо стало еще бледнее обычного, а глаза выглядели унылыми и уставшими, Цисси быстро облачилась в темное платье из парчи и покинула свою комнату, медленно спускаясь вниз по лестнице с прискорбным видом. Наверное, встреть ее сейчас кто-нибудь из посторонних людей, то он бы подумал, что у Нарси кто-то умер…
Проходя мимо гостиной, девушка услышала вопрос Беллатрисы, который заставил ее ускорить шаг и быстро оказаться позади сестры. Скрыть интерес было трудно, но возможно. Поэтому Нарцисса стояла позади Беллы, чуть опустив голову и уныло повесив руки перед собой, переплетя пальчики, и категорически отказываясь смотреть на родителей. Если они и сейчас не ответят, то я…я… И если они скажут сначала Белле, а потом мне, или нет, если они вообще скажут сейчас все Беллатрисе, после того, как я полторы недели ждала от них ответа, а они так со мной поступали, утаивая все и скрывая, почти обманывая мои надежды, то я…я… Не честно!!! Мысленно возмущалась мисс Блэк, но благодаря тому, что голову она опустила, видимо, заинтересовавшись мысами своих туфель, мелькавшего в ее глазах блеска негодования и обиженно надутых губ никто не видел.